Тома сидела на ржавых качелях и мёрзла. Ей представлялось, что она становится синей, покрывается инеем. Мимо летали вороны и лениво ползали голуби. На втором этаже третье окно слева было открыто.
Только квартира все равно пустая.
Тома приходила туда и звонила. Много раз. Соседка в выцветшем халате выглядывала из другой двери. Ругалась. "Я знаю, что никого там нет", - фыркала Тома и уходила опять во двор, на качели.
И так и сидела. Тихо. Только иногда звонил такой, кудрявый. Зачем-то гарантировал себя рядом, если ей сейчас же встать, побежать, в метро, потом ехать на автобусе, потом снова пешком и так далее. "Вот там и встретимся", - называл это он. "Нет, пока", - прощалась Тоня и громко закрывала телефон. Это ей нравилось больше всего. Получался такой резкий тяжёлый звук. А потом снова - тихо.
Долго это сейчас - думала она. Особенно, когда знаешь, что где-то смеются и пьют чай, потом быстро прощаются и разлетаются как страницы от ветра. А я сижу здесь. Замёрзший зяблик. Нужно уйти. Но нет же.
Ещё Тома представляла всё происходящее книжкой. И она вот сидит и благородно леденеет. Несчастная героиня.
Тем временем мамы с колясками внимательно осматривали её. Издалека. И уходили. Старушки осуждающе шептались. Тома пыталась быть равнодушной, но чуть радовалась. Плохое мнение чужих людей она запоминала. А потом с негодованием хвасталась им другим, нечужим.
А небо пока только темнело. И фонари переставали спать. И наконец зажёгся свет. "в конце туннеля", - бормотала Тома опять поднимаясь на второй этаж, цепляясь за дырявые стены. Только теперь в квартиру с человеком. Включать лампу опасно.
И руками в цапках на звонок. Дверь трескается от краски. За ней шаги. Ключ нехотя ворочается в замке. "Здравствуй". И Тома говорит. На сегодня ей хватило молчания. Говорит о чём-то не том, далёком. Смеётся, ей отвечают. Тоже говорят о чём-то далёком. И вместе сидят они на кухне и, перебиваю друг друга, говорят. О чём-то не том, далёком.